Отпуск

- Всё! Всё, всё, всё!!! Больше не могу! Не могу и не хочу! Устал, и надоело, - так в сердцах возмущался Андрей Никитин, лёжа на койке в офицерской палатке, - вот уже год безвылазно в рейдах; осточертела война; хочу в отпуск.
А и, правда, год у Андрея выдался не из лёгких. За каких-то триста дней афганская война обстругала вчерашнего мальчишку, послав ему в испытание знойное солнце, свинцовые тучи из пуль, горечь потери друга-однокашника и товарищей однополчан, ранение и контузию. Пока всё в движении, - вроде так и надо, и нет усталости и боли. А приостановил бег, присел, и лишь тогда ощутил, какой груз на плечах, какая тоска по Союзу, по родителям, по жене. Впрочем, по жене в первую очередь. Сколько-то и побыли вместе после свадьбы перед выездом в Афган. И хотя всё это время писем было несчитанное множество, а что письма? Это как орехи через мешок грызть.
Андрей резко поднялся с кровати и решительным шагом направился в палатку комбата.
- Разрешите войти, товарищ майор?
- Давай.
Комбат полулежал на койке и читал книгу. Скосив глаза на вошедшего, он ждал, что скажет лейтенант.
- Товарищ майор, Я Вас очень прошу, подпишите рапорт на отпуск!
Комбат раздражённо откинул книгу и встал с кровати:
- Ну, Никитин, сколько раз можно тебе говорить, что сейчас это невозможно. Ты остался за ротного, офицеров некомплект, а те, кто есть, ни разу в бою не были. Ты хоть думаешь своей головой? Кто ротой командовать будет, а?
- Ну, товарищ майор, батальон стоит в охранении, и ещё полтора месяца стоять будет. Все на точках, никакого риска, а новый мой замполит, лейтенант Купцов, хоть и необстрелянный, но толковый, справится и без меня. Подпишите, а?
- Не хочу об этом и говорить. Идите, командуйте ротой!

Андрей возвращался в роту и со злостью строил планы:
- Ах, так, майор, ну всё равно я вкалывать больше не буду. Буду брать тебя измором..

В ротной офицерской палатке сидел замполит и лениво бренчал на гитаре. Андрей прошёл к столу и сгоряча рубанул по нему ладонью:
- Всё, Женька, бери со стены руль и рули ротой, а я поехал в госпиталь. Откопаю у себя какую-нибудь болезнь и не вылезу оттуда, пока комбат не отпустит в отпуск.
- Ой, да ради бога, - тягуче промурлыкал замполит, - ты особо не в напряг, разве что пить не с кем будет.
- А ты ко мне в госпиталь приезжай, погудим…

- - - - - - - - - - - - - -

В приёмном отделении госпиталя дежурный врач, усталый седой майор, задавал, набившие оскомину, вопросы:
- На что жалуетесь, лейтенант?
- В боку колет, аппетита нет…
- Чем болел в Афгане? Ранения есть?
- Желтуха, паратиф, малярия, осколочное ранение, контузия… да ведь в мед. книжке всё написано.
- Что ж тебя с таким букетом в Союз не отправили?
- А нравится мне здесь, тепло, светло, весело. Вот только устал немного. Батальон в охранении парится. Скучно.
- Ах, вот оно что. А я грешным делом подумал, что ты от рейда косишь.
- Обижаете, доктор, тут совсем другое…
- Ложись-ка, ты, парень, в терапию с острым энтероколитом.
- Спасибо, доктор.


А всё-таки одолел Андрей комбата. Сдался тот, - всё равно не работник, пущай едет в отпуск. Но всё равно не упустил случая уколоть, - первый день отпуска по отпускному билету совпал с днём рождения Андрея.. И, хоть грустный факт, а всё равно в Союз. «Отпускник ИЛ-18» за считанные часы подбросил Никитина на военный аэродром «Тузель» Ташкента. Прилетевших бойко встречали предприимчивые частные, да и государственные таксисты, Где ещё можно так подзаработать, как на кошельках «афганцев»?.Что грешить, сервис они предлагали отменный, - отвезти в город, устроить в гостиницу или на своей квартире, заказать, купить, привезти авиабилеты, проводить, посадить на самолёт, помахать ручкой. Пожалуйста, командир,- только плати! А, если соскучился по девочкам или пристрастился в Афгане к анаше, - и это не проблема.

Андрей выбрал самого скромного на вид русского таксиста и попросил для начала довезти до города. Упругий, жаркий воздух узбекской земли залетал в салон старенького «Москвича», пьянил своей «мирностью». Андрею до сих пор не верилось, сколь мало расстояние от «войны» до «мира». По дороге разговорились, и таксист предложил стандартный набор услуг.
- Поехали к тебе,- сказал Андрей, - я приму душ, поглажу «гражданку», а ты пока купи билет до Москвы и обязательно на сегодня. Я должен улететь.
- Как скажешь, командир.

Не успел Андрей в квартире таксиста смыть с себя афганскую пыль и обрядиться в джинсы и батник, как тот зашёл в комнату, держа в руках билеты.
_ Во сколько самолёт?
- В семнадцать вечера. У тебя в запасе ещё три часа.
- Хорошо, но поедем сейчас.
- Как скажешь, командир.
По дороге заехали в банк, где Андрей снял часть денег, а ещё через пятнадцать минут были в аэропорту.
- Ну, сколько я тебе должен, шеф? – спросил Андрей.
По неписанному закону все расходы по обслуживанию клиента нёс таксист, а расплата проходила в последний момент. Обманов не было, ибо опасно «обидеть» «афганца», равно, как и обмануть мафию.
- 56 в рублях и столько же чеками.

Поистине, божеская цена, если учесть, что 56 рублей – это чистая цена за авиабилет, а за 56 чеков тебя привезли, помыли, принесли на блюдечке авиабилеты в жаркий период отпусков, и проводили.
- Держи, шеф! Слушай, а пошли в ресторан, - у меня сегодня день рождения! Я угощаю.
- Спасибо, командир, но у меня работа. Да и за рулём я.
- Ну, смотри, дело твоё.

Андрей уже сделал несколько шагов по направлению к местному ресторану, как таксист окликнул его:
- Эй! Командир!
Таксист подошёл и протянул несколько чековых купюр:
- Я тут оставил комиссионные тех, на кого работаю и за расходы на бензин. От своих отказываюсь. Понравился ты мне. С днём рождения! Живи долго!


- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Перелёт самолётом из Ташкента в Москву, а затем из Москвы в Брянск прошёл быстро, без приключений, и, в пятом часу утра Андрей нажимал кнопку звонка квартиры, где жила жена Лена со своими родителями. Переполох был невообразимый! Ведь Андрея никто не ждал. Лена повисла на шее у мужа и визжала от восторга. Тесть пытался зайти то слева, то справа, чтобы обнять зятя, или хотя бы хлопнуть его по плечу. Ну, а молодая ещё тёща, Нина Петровна, стояла в глубине прихожей, утирая слёзы, радуясь за дочь и зятя.
К чёрту сон! Кухня зашкворчала наспех приготовляемой закуской, а Андрей доставал из чемодана «заморские» подарки:
- Батя! Вот тебе японские часы!
- А Вам, мама, дублёночка!
- А мне? А мне? – хлопала в ладоши Лена.
- А тебе, милая, моя любовь! – смеясь, дурачился Андрей, и, всё же достал ей две пары джинсов, маленькие женские японские часики, батник, стрекозиные солнцезащитные очки и портативный японский магнитофон. В то время в Союзе этого ничего нельзя было достать даже по очень большому блату.
Родители ушли на работу, а Лена, напротив, не пошла в институт. Весь день счастливая пара не вылезала из постели, ну разве, что жена бегала то принести воды или кофе, то выбросить окурки из пепельницы. Несмотря на прошлую бессонную ночь, Андрей проявлял чудеса неиссякаемой страсти – шутка ли – год ждал этого дня. Лена, уже смеясь, кричала: «Всё достаточно! Ну, давай передохнём!»
Наконец, сладкая истома захлестнула Андрея, и, он, блаженно закрыв глаза, откинулся на подушку. Наступило время расспросов.
- Андрей, скажи, а на войне страшно? А в тебя стреляли? А ты убивал?
Это были те вопросы, которые нельзя при жестокой цензуре задавать в письмах, а уж отвечать на них тем более. Андрей лежал и молчал. Как ответить? Правду? А стоит ли пугать девчонку теми ужасами? Ведь потом она будет переживать за него…
Он открыл глаза и посмотрел на неё. И вдруг безотчётно ощутил, что она не придаёт особого значения своим вопросам и тем более, не страшится ответов. Если он ответит ей так, как писал в письмах, что занимается только строительством полигона, она с удовольствием в это «поверит» и не потому, что боится за него, а потому, что снимет с себя обязанность - тревожиться за близкого человека. «Не ахти пока какого близкого, - кольнула вдруг мысль. Андрей словно нащупал фальшь в вопросах и в ожидании стандартных ответов.

- Ты спрашиваешь, страшно ли на войне? Страшно, Лен. Ты помнишь Володю Порохню? Ну, однокашника моего? Ты ещё год назад обратила внимание на его беременную жену.… Так вот нет Володи, скоро уже год, как нет… Погиб он. Спрашиваешь, стреляли ли в меня? Стреляли, и даже попадали. Почему не писал? А зачем? Теперь, когда всё позади, всё это, кажется, произошло как будто не со мной. Да и нельзя было об этом писать, а было бы можно – всё равно бы не написал. Зачем тебя тревожить? А сейчас говорю об этом потому, что верю, что снаряд два раза в одну воронку не попадает. И людей я убивал. Впрочем, не надо путать людей и врагов. А рассказываю тебе об этом ещё затем, что не хочу, чтобы ты думала, мол, кладёт мой муженёк кирпичик на кирпичик и в ус не дует. Ты понимаешь, конечно, что этот разговор должен остаться между нами, и твоим родителям совсем не обязательно об этом знать.
Лена оторопела. Неприкрытая правда сделала неуместной постельную сцену. Не сговариваясь, оба встали, оделись, а когда родители вернулись с работы, Лена и Андрей сидели на кухне и пили чай.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Отпуск набирал обороты. Приезд мужа с Афганистана автоматически освободил Лену от летней студенческой практики. Андрей навёрстывал упущенное за год и таскал жену по театрам, циркам, ресторанам и дискотекам. Шмотки привезённые «из-за бугра», выгодно отличали молодую пару от остальной молодёжи. Давно забылся неприятный разговор первого дня. При наличии молодости, денег и юной жены охота ли думать о чём-то плохом?! Гуляя по городу, Андрею доставляло огромное удовольствие одаривать жену цветами, скупленными у старушек, заваливать Лену всякими безделушками, которые вызывали у неё хоть малейший интерес.
На десятый день молодые простились с родителями для того, чтобы совершить путешествие к Чёрному морю с заездом к друзьям-однокашникам в Подмосковье и к родителям Андрея в Ростов.
Приехав в подмосковный Нарофоминск, в Кантемировскую дивизию, где служил закадычный друг Андрея – лейтенант Сашка Драгунов, и, естественно, не найдя его дома, Андрей и Лена пошли в его полк. Удостоверение личности офицера явилось пропуском на территорию части.
- Андрюха! Ты ли это?! Не верю глазам своим! Вот здорово! – заорал Сашка на всю казарму, увидев друга. Они крепко обнялись, хлопая друг друга по плечам.
- Да будет вам, - смеялась Лена,- здравствуй, Санечка!
- О, мадам, - воскликнул снова Сашка,- простите мне мою солдафонскую неучтивость! Ведь с Вами мы тоже не виделись со дня Вашей свадьбы. Примите мои комплименты по поводу всё той же красоты и обаяния!
И с этими словами он галантно поцеловал ей руку. Лена в свою очередь чмокнула его в щёку. Сашка же обратился к прапорщику:
- Старшина! Для всех командир первого взвода лейтенант Драгунов умер, пропал без вести, испарился. Пусть не рассчитывают на меня ни сегодня, ни завтра, - и уже тише добавил, -ротному скажи, братан с Афгана приехал.
По дороге к Сашкиному дому весёлая компания завалилась в гастроном и вынесла оттуда бесчисленное количество кулей с бутылками и всякой снедью. Час спустя на хату к Сашке пришёл и ещё один однокашник Мишка Воловщиков. Его оповестил посыльный о приезде Никитиных. Зашла на огонёк и Олечка Шатунова, давнишняя курсантская всеобщая любимица, хоть и красавица писанная, а всё же незамужняя.
И закатился пир горой. Молодости свойственно не сдерживать эмоции, поэтому за столом стоял невообразимый шум. На смену тостам приходили воспоминания о беззаботных училищных годах, о судьбах товарищей, с которыми четыре года делили радости, горести и беды. Андрей слушал всё, как инопланетянин – всё-таки год отрыва от большой земли.
- Слыхал, Андрюха! Петро Морозов женился на женщине с ребёнком. А помнишь, в училище божился, что выберет только девственницу. Он, кстати, в Таманской служит, в Алабино. А Меренков Шурик в полк охраны Кремля попал, да синие ГБ-шные погоны носит.
Андрею тоже было, что рассказать. Но он вскоре опустил афганскую тему, ибо заметил, как при её упоминании грустнеют лица, тускнеет разговор. Да ещё и опьяневший Сашка завёл ни к чему ненужную волынку:
- Эх, Сашка! Ты не представляешь, как неловко нам, здешним, перед тобой, перед теми, кто за речкой. Ведь подумать только, вы там серьёзным делом занимаетесь, а мы тут в этой балетно-пистолетной дивизии – выше ногу, чётче шаг. Ты не подумай, мы тут все по несколько рапортов написали с просьбой отправить в Афган, да вот не дают ходу.
- Не горюй, Сашок, - отвечал Андрей,- а, главное, не лезь туда, куда не приглашают. На твой век войны хватит.
Вечерело. Уже давно включен электрический свет. Утихли эмоции, кончились расспросы. Сидели уже тихо, по-семейному, лишь изредка поднимая бокалы то за женщин, то за мужскую дружбу. Андрей заметил, что ни Ольга, ни Михаил почти не пьют. Миша сослался на то, что ему скоро заступать ответственным по батальону, а Оля просто отмолчалась. «Куда девалось её кокетство», - думал Андрей. Трудно было поверить, что ещё год назад эта тихая девушка была коварным чёртом в юбке, предметом тайной любви и почитания многих курсантов. И Никитин в своё время тоже подбирал ключик к Олиному сердечку, но сразу же получил от ворот поворот. Теперешнее положение женатого человека дало ему право на несколько фамильярный тон:
- Что же ты, Оленька, взгрустнула. Не узнаю в тебе прежнюю Олю, в которую когда-то был влюблён курсант Никитин.
- А взгрустнула, Андрюшенька потому, что взгрустнулось. Ох, и дура же я была, когда отказала когда-то влюблённому курсанту Никитину. Сейчас бы была женой славного боевого офицера.

Беседа, хоть и шутливая, велась вполголоса, неслышно для других, и это придавало ей некоторую интимность. И хотя от прежней страсти не осталось и следа, уязвлённое некогда мужское самолюбие было удовлетворено.
Из-за стола встал Михаил и, сославшись на неотложные служебные дела, направился к выходу. Лена и Андрей вышли в прихожую проводить гостя. Едва закрылась за ним дверь, Лена подхватила Андрея под руку и томно зашептала:
- Андрюша! Какой чудесный вечер, какие классные у тебя друзья и вечеринка удалась на славу. Давай забудем на время, что мы муж и жена, дадим себе свободу ощущений, до известных пределов, конечно. Ты же знаешь, что я не позволю себе ничего такого. Просто душа поёт…
- Давай, если душа поёт,- равнодушно ответил Андрей.
Компания снова села за стол. Только теперь Лена и Саша сидели на одном углу, а Андрей с Олей на другом. Жена часто подливала себе вина, а Сашке водку. Андрею пить не хотелось отчасти оттого, что Оля не пила, а больше потому, что пропало настроение. Вспомнились все эпизоды прошлой жизни, и наступила неловкая заминка. Зябко поёжившись, Ольга сказала:
- Я пойду домой.
Из полумрака другого края стола раздался голос Лены:
- Андрей, проводи, пожалуйста, Олю.
И без этой просьбы Андрей, конечно же, пошёл бы провожать девушку, - ведь было уже около полуночи. Но в голосе Лены он почувствовал нечто странное, обволакивающее и колдовское. «Поменьше бы пила, голубушка,» - подумалось Андрею.
Летняя ночь чарует тем, что сохраняет в себе солнечное тепло, накопленное за день, и придаёт свежесть прохлады, так приятно касающуюся рук, щёк. Шли молча по абсолютно безлюдной улице. Оля ушла вся в себя, казалось бы, не замечая идущего рядом спутника. Андрей, и сам не зная, о чём уже говорить, решил продолжить тему, начатую за столом:
- Оля, я не видел тебя больше года и, наверное, никому, как мне не бросилось в глаза, как разительно ты изменилась. Ты вила верёвки из парней. Достаточно тебе было шевельнуть пальцем, и они готовы были идти за тобой куда угодно. Ты была всегда душой компании! А сейчас.… Как подменили… Что случилось? Можно ли тебе помочь?
- Помочь, говоришь? Андрюша, я беременна! Ну? Сможешь мне помочь? Помогай, если сможешь! Помоги, если знаешь как!
Андрей опешил. Он видел, как слёзы потекли по щекам девушки. И хоть не было никакой истерики, стало нестерпимо больно при виде чужого неподдельного горя.
- Как это случилось?
- А ты не знаешь?
- Да, я не о том.. Думаю, любимый человек…
- Любимый, любимый, да вот рожать, наверное, в девках придётся….
- Я знаю его?
- Да ты с ним весь вечер просидел за одним столом, да на службу проводил.
- Мишка?!
Ольга промолчала. Но Андрей теперь не мог сдержаться:
- Так в чём же дело? Ты ему сказала? Ведь вы же неплохая пара. Выходи за него.
- Эх, Андрюша, Андрюша…. если бы это от меня зависело, я бы хоть завтра. Не любит он меня, знает, что будет ребёнок, но не любит. Говорит, избавься, если умная. А я не хочу, да и не могу. Сердечница я, аборт делать нельзя. И потом, я уже люблю ребёночка. Что? Не похожа избалованная девчонка на будущую мать?!
Андрей понял, что не сможет облегчить её страдания. Не судья он ей и Мишке. Пока он там воюет, тут идёт своя жизнь; изменить её ход он, Андрей, не вправе, да и не в силах. Он стал чужим среди этих людей. У них свои законы, оттолкнут любого, кто попытается влезать в их проблемы. И хотя Ольга об этом не говорила, нетрудно было догадаться, что она не ждёт от Андрея помощи, просто выговорилась…. Так и подошли к её дому.
- Спасибо, что проводил. Пока.
Андрей нежно взял её руку и поцеловал.


Сашка в одиночестве сидел на кухне и курил, когда Андрей бесшумно открыл дверь квартиры.
- Саня, который час?
Сашка молчал, но стоящие на столе электронные часы отсвечивали зелёным блеском половину второго ночи.
- Лена спит?
- Сейчас уже да. Ей было плохо от выпитого. Пришлось даже делать промывание.
- Извини за беспокойство.
- Брось!
Сашка прикурил от окурка новую сигарету. Андрей тоже закурил. Долго сидели, не разговаривая.
- Ну, как живёшь, Сашок?
- Нормально. Пошли спать.

Наутро Андрей вдруг заявил, что надо ехать дальше и засобирался в дорогу, хотя накануне заявлял, что пробудет у друга дня три. Что-то не понравилось ему в поведении Сашки и Лены. Оба они выглядели хмуро и старались не смотреть друг другу в глаза. И дом Андрею показался чужим, и духовное родство с лучшим другом как будто прервалось. И жена не возражала против отъезда, и Сашка не отговаривал.
Прощание на станции вышло сухим и неестественным. Друзья едва не забыли пожать друг другу руки. А с Леной Саша просто обменялся кивками. В электричке супружеская пара чувствовала себя препаршивейше. Лену всё ещё мутило после вчерашнего, а Андреем овладело безотчётное ощущение какой-то потери. При подъезде к Москве он вдруг случайно заметил на шее у жены из-под съехавшей косынки следы засоса. Эти следы, было видно, Лена безуспешно пыталась скрыть тональной пудрой. Андрей закусил губы,- никогда в жизни он не позволял себе такой вульгарности, - но промолчал. Уже вечером, после прогулки по Москве, посадки на поезд «Москва – Ростов» и размещения в уютном, мягком купе СВ наступила развязка. Лена, встав спиной к мужу, стала раздеваться с намерением переодеться в халат. Андрей дождался, когда Лена освободится от блузки и бюстгальтера, взял её за плечи и резко развернул её к себе. Его глазам предстала страшная картина – вокруг сосков красовались до десятка лиловых засосов, уже не скрываемых никакой пудрой.
- Это что? – грустно спросил Андрей, - сувениры на память?
- А что? – раздражённо пошла в наступление жена, - по-моему, мы договаривались о временном освобождении от обязательств друг перед другом.
- Да, конечно, только понятия об известных пределах у нас с тобой разные.
- А я по чём знаю, что ты позволял себе с Ольгой и то не ревную. Пойми, глупенький – у тебя есть я, а Сашка холостой, такой бедненький; ему и так не хватает женской ласки! Можешь успокоиться – я с ним не спала.
- И на том спасибо.

Андрей лёг на верхнюю полку, уткнувшись лицом в стену. «Господи, - думал он,- или я сошёл с ума, или все вокруг. Лучший друг облапил и обцеловал с головы до ног мою жену, а та в свою очередь, меня убеждает, что ничего в этом плохого нет». На миг, представив картину, как пьяная Ленка позволяет стянуть с себя одежду, проделывая то же самое с Сашкой, Андрей застонал от боли. Что делать? Может, выйти на первой же станции, посадить жену на прямой поезд до Брянска, а потом поехать к своим родителям одному? Андрей представил реакцию её родителей, своих. Там Ленка скажет, что безумный муж, с повёрнутой после Афгана «башней», не ведает, что творит, а здесь, у Андрея язык не повернётся раскрыть истинную причину своего поступка.
«Вот же, - ныло Андреево сердце, - пожалела Сашку. Сашка здесь может каждый божий день менять женщин в постели». А он, Андрюха, интимнее солдатских портянок за этот проклятый год ничего не видел. И Ленкины доводы в эту минуту стали ещё обиднее. С этими горькими мыслями он заснул. Но и во сне кошмары преследовали его. Ему вновь привиделась знакомая комната и два обнажённых тела, катающиеся по кровати. Андрей кричит, пытается разнять их. Но крик его никем не слышен, а руки будто скованы цепями. «А-а-а-а!» - кричит во всё горло Андрей.
- Ты что, миленький? – уже наяву тормошит его испуганная жена, - тебе плохо? Война приснилась?
- А? Нет, всё в порядке, – очнулся Андрей.
- Андрюшенька, ты всё ещё дуешься? Ну, давай забудем обо всём. Ты прав, я дрянная девчонка и вела себя отвратительно. Прости меня, миленький, я больше не буду.
« А, может, и правда ничего особенного и не было», - подумал Андрей, смирившись вдруг с тем, что всё-таки было….

Встреча с родителями оказалась более тёплой и искренней. В глазах матери можно было прочитать и бесконечную благодарность за подарки, а, главное, - сыночек, живой сыночек приехал из этого ада. Дрожащими руками она провела по его лицу, как бы убеждаясь, что и глаза и губы и уши на месте. Только материнское сердце, натруженные мамины руки могли без ошибки найти, нащупать и нежно погладить шрам от недавнего ранения. Ничего не спросила, лишь слёзы покатились из глаз.
- Ну, что ты! Ну не надо. Приехал я, а ты плачешь….
- Ничего, сынок, ничего….
Лена, поджав губы, стояла в сторонке, сдерживая обиду на общее невнимание к ней. Лишь спустя несколько минут Андреевы родители расцеловали невестку и повели детей с вокзала домой.
Стены родного дома сняли последнюю напряжённость, накопленную в Афганистане. Пока мама накрывала на стол, Андрей ходил по комнатам, рассматривая старые фотографии на стенах, брал с полок знакомые с детства книги, уже другими глазами вглядываясь в строки.
А за столом тихим ручейком потекла беседа, и, до чего же приятными и родными были родительские голоса. Вроде бы и не было позади года Афгана, четырёх лет учёбы в училище. Андрею на мгновение почудилось, что он десятиклассник. Единственная проблема – это вовремя сделанные уроки, и потом свобода – улица, танцы, прогулки с друзьями. «О, господи,- спустился на землю Андрей, - хорошо то как!»
Ну, а Лена совсем стала на себя непохожей. Слегка холодная встреча выбила её из колеи. Она то пыталась замкнуться в себе, но врождённая подвижность не позволяла ей это сделать; то принимала смиренный образ послушной дочери-невестки, и это выходило неуклюже. Ситуацию разрядила мать, уведя Лену на кухню поболтать о своём.
Отец с сыном, оставшись в комнате, не спешили продолжать разговор, исчерпав общие темы. Андрей понимал, чего ждёт отец, но не торопился. Закурил. Молчание нарушил отец:
- Сынок, ты держишься молодцом. Спасибо тебе, что щадишь мать, несладко, чувствую, тебе там приходится. Ты возмужал, и про шрам мне мать уже сказала. Я твой отец, сам отдал армии двадцать пять лет, и без тебя понимаю, откуда ты приехал. Но всё же, как ты там? Воюешь?
- Ах, батя, что тут говорить. Ты сам офицер и без слов понимаешь, что к чему. Тебе достались двадцать пять лет мирной службы, и, слава богу, что тебя не коснулись ни Венгрия, ни Чехословакия. А то, может быть, и меня бы не было. Боюсь тебя разочаровать, но я стал задумываться, зачем мы там? Ты понимаешь меня? Если мы вершим правое дело, то почему у вас здесь, в Союзе, не пишут, не говорят, не показывают о нас правду? Почему тайком хоронят убитых там? Насчёт мужества не сомневайся, батя, этим летом буду с орденом, и на очередное звание досрочно послали, и ротой неплохо командую. Тебе я обязан сказать правду, там война, и я воюю. Я настолько врос в ту жизнь, что до сих пор я мыслями там, а телом здесь. А когда приеду насовсем мне, кажется, будет не хватать именно той «работы», которую я делаю там. Вот представь себе, какой сумбур в голове – мне не нравится эта война, а, с другой стороны, я без сожаления втянулся в неё и, если честно, уже жду конца отпуска. Я скучаю без ребят, тревожусь за них.
- А семья?
- Семья? Ну, батя, пока детей нет – нет и семьи.

Андрей не без труда ушёл от этой темы. Этой болью он не мог поделиться сегодня ни с кем, даже с родным отцом. Андрей с большим красноречием рассказал об обеспечении, снабжении – сколько платят, какой паёк. На том и закончили.
Вечером, когда ложились спать, Лена игриво поглаживала мужнины плечи, живот. Но Андрей лежал, закрыв глаза, ни одним движением не отвечая на ласки жены.
- Ну, ты чего? – боясь потревожить родителей в соседней комнате, спросила Лена, - давай!
- Не хочется, - бросил Андрей, повернувшись к ней спиной.
- Я ждала этого целый год….
- Сомневаюсь.
- Импотент!!! – в сердцах прошипела Лена.
Андрей стерпел.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - --

Это было кошмарное время. Молодость в эмоциях не знает полутонов, а женское поведение – логики. Молодая чета Никитиных наносила визиты вежливости одноклассникам Андрея, многие из которых тоже были семейными. Лена, желая выместить зло на Андрее за отсутствие должного внимания и «сухие» ночи, вела себя в гостях, как откровенная женщина лёгкого поведения, - стреляла глазами налево и направо, томно вздыхала с каждым собеседником, а, с принятием изрядной дозы спиртного, бесцеремонно садилась на колени каждому, чьи ноги мелькали перед её взглядом.
Андрея коробило от стыда. Он даже не пытался извиняться перед окружающими за свою жену, лишь хотел незаметнее покинуть дома гостеприимных друзей. Но куда там? Перед уходом Лена непременно желала поцеловать каждого мужчину, причём в губы и взасос.
А, возвращаясь в родительский дом, она моментально превращалась в кроткую невестку, бросающуюся на помощь свекрови в домашних делах. Родители же ломали голову – отчего так хмур Андрей – наверное, всё про Афган думает. Иногда по ночам Андрей пытался поговорить серьёзно с женой, но та злорадно молчала, ожидая, когда он униженно начнёт просить прощения.
От визитов пришлось отказаться. Но временами, ссылаясь на мужские встречи, Андрей находил возможность выйти из дома без Лены. Но ни на какие вечеринки он не шёл. Он чувствовал потребность побыть одному и бесцельно бродил по городу, пытаясь разобраться в себе самом. И вдруг сама по себе пришла мысль, что он не любит Лену.
«Впрочем, нет, - рассуждал Андрей, - трудно от себя оторвать то, чем грезил целый год». И, действительно, всё это время на расстоянии он боготворил её и, может, поэтому в жарких боях старался не лезть на рожон, сохраняя себя для неё. В своём воображении он рисовал её нежной и ласковой, заботливой и верной. Ему снились жаркие постельные сцены, прогулки наедине по городу, в лесу, у моря. Чуть ли не каждую ночь в душной палатке он, как наяву целовал её глаза губы, волосы, руки. А были времена, когда в богатой Андреевой фантазии рисовалась картина, что Лена оказывается при смерти, и требуется для спасения чья-то другая жизнь. И сколько раз без колебаний Андрей отдавал свою, чтобы жила она, его кровиночка.
«Кровиночка»,- вслух повторил Андрей. И вот, получается, летят в пропасть все сны, все мечты, все фантазии…. Созданный идеал оказался вдруг таким мелким, низким человечком, да ещё с низменными, животными инстинктами. Чтобы укрепиться в этой страшной мысли, Андрей решился вызвать на телефонные переговоры Сашку Драгунова.
Хмурым дождливым днём Андрей пришёл в назначенный час на переговорный пункт. Мучительно готовил он себя к разговору с лучшим другом.
- Нарофоминск! 6-я кабина!
- Сашка! Привет, как дела? Как служба?
Выслушав общие ответы на общие вопросы, заверив друга, что у него тоже всё в порядке, Андрей перешел, чуть ли не на шёпот:
- Саня, ты не сможешь меня обмануть, даже, если захочешь. Мне не нужно смотреть тебе в глаза, чтобы поверить. Я хочу знать, что у тебя было с Ленкой в ту ночь? Ты слышишь? Хочу!
Андрей зажмурился, как в детстве. Ему захотелось, чтобы эти вопросы застыли в проводах, не долетев до адресата. Если бы Сашка переспросил его, он заговорил бы о чем-нибудь, о другом. Но с того конца после долгого молчания донеслось:
- Я не смогу тебя обмануть, просто не мог первым заговорить. Если бы ты спросил меня об этом в тот вечер на кухне, я сразу бы всё сказал. Лучше бы тогда ты меня и убил. Я предал тебя, братан. Не знаю, как получилось. Сильно пьян был, да и ….
Андрей опустил трубку. Он готовил себя к этому ответу, и всё же был не готов. В глазах замаячили тёмные круги, перехватило дыхание, по щекам потекли слёзы, Посетителям переговорного пункта было странно и жалко смотреть на выходящего из телефонной будки сгорбленного в своём горе молодого парня.
Всё. Жизнь остановилась. В одночасье умерло два близких человека. Возможно, ли пережить это? Зачем жить? Как жить? Андрей присел на лавочку в городском сквере, дрожащими, непослушными руками достал сигарету. Неровный язычок пламени зажигался несколько раз и тух на ветру. Лихорадочные мысли точно также не могли собраться в одну цепь. Обрывки Сашкиных фраз терзали душу: «Я предал тебя, братан», «Лучше бы ты меня убил».
«Лучше бы я остался убитым на поле боя в святой уверенности в любви и дружбе», - горько думал Андрей. Целую вечность просидел он в сквере, бессмысленно глядя в одну точку. На город опустилась вечерняя прохлада и сумерки. Собрав всю силу воли в кулак и оправившись от первого удара, надо было хоть как-то продолжить пусть не жизнь, но биологическое существование. Прежде всего, пусть на первое время, - не надо тревожить родителей, - им и без того нелегко. А потом, позже, может, и некому будет объяснять, что же случилось этим летом. И, наконец, необходимо уезжать немедленно из Ростова, ибо невозможно долго нести эту ношу в себе. Так рассуждал Андрей, а ноги машинально уже несли его на вокзал, к билетным кассам. Взяв два билета до Брянска (какое уж теперь море), Андрей вернулся домой. Родные накинулись:
- Андрей! Ну, как можно так пугать – уйти засветло и прийти за полночь. И мы на взводе, и Лена вся извелась.
Вся семья собралась на кухне поприсутствовать на ужине одного человека.
- Дорогие родители! Я решил завтра ехать на море, позагораем дней с десяток, потом в Брянск и на службу пора.
Никого эта новость не удивила, лишь мать пригорюнилась в преддверии скорого расставания. А Лена приободрилась. Ей давно уже хотелось смены обстановки. Она блаженно зажмурилась, представляя тёплые волны Чёрного моря и новые впечатления.
Последний семейный вечер, последняя тягостная, безмолвная ночь, недолгие проводы (Андрей настоял, чтобы родители не ехали на вокзал), и Андрей с Леной уже в вагоне. Лишь за несколько минут до прихода состава Лена узнала, что с мечтами о море придётся расстаться. Поначалу она страшно возмутилась, раскричалась, но, поняв бесполезность своего поведения, уселась, наконец, в углу купе, успокоилась, лишь изредка всхлипывая при мыслях, какого шикарного отдыха её лишили. А у Андрея впереди предстоял ещё более серьёзный разговор. Заговори он сейчас о чём-нибудь другом, не смог бы пробить стену молчаливого презрения, выстроенную женой. Но он сказал просто, по-будничному:
- Елена, мы с тобой разводимся.
- Что? Как это разводимся? – не могла та понять смысл сказанного.
- Очень просто, я подаю заявление на развод, - спокойно повторил Андрей.
- Ничего себе, просто! Ты отдаёшь себе отчёт в том, что говоришь?
- Более, чем когда либо.
- Я не дам согласия на развод!
- Суд даст время на примирение, и я снова на развод. Я подожду, мне спешить некуда.
Лену перекосило от злости.
- Так, значит? Поматросил и бросил? Как будто шлюху грязную снял на время, а потом кинул за ненадобностью. Долго думал? Ну, и гад же ты после этого! Сволочь! Я тебе отдала всю себя, без остатка, и вот надоела? А кому я теперь нужна? А дырку между ног ты мне обратно зашьёшь?
Андрей болезненно поморщился от неприкрытого цинизма и пошлости.
- Ну, во-первых, ты будешь нужна ещё многим, а, во-вторых, не велика честь, быть первопроходцем, если за твоей спиной в ожидании стоят другие.
- Что ты мелешь? Как ты посмел?
- Я переговорил по телефону с Сашкой. Он мне всё рассказал. Не хочу повторяться…. И так противно.
- И ты поверил? Дурачок! Да он завидует тебе. Это он, козёл, меня соблазнить хотел, да я не дала. Вот и мстит теперь.
- Что ж, давай заедем к нему, пристыдим. Да я ему морду набью, постою за честь жены.
- Никогда! Я не опущусь до такого унижения!
- Да и мне не хотелось бы.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -


По приезду в Брянск они не стали ничего говорить Лениным родителям и в этот же день пришли в нарсуд. Судья внимательно прочитала заявление Андрея, грустно посмотрела на молодых:
- Эх, такая красивая пара! Жить бы, да жить! Чего ершитесь? Что за причина такая?
- Не сошлись характерами, - монотонно выдал Андрей заготовленную фразу.
- Ну, а Вы согласны? – спросила судья Лену.
- Да, - произнесла девушка тоном, которым отвечают преступники на вопрос – признаёте ли вы свою вину.
- Что с вами делать?! Приходите через неделю.
- Товарищ судья! Нельзя через неделю! У меня отпуск кончается.
- Мало ли что? Отпроситесь и приедете.
- Вряд ли получится….
- Где это Вы служите, молодой человек?
- В Афганистане.
- Н-да…. Ну, тогда завтра, - судья не смогла сдержаться и, обратившись к Лене, сказала, - какая же Вы глупая, девушка!
- Не Ваше дело, - сдерзила Лена.

А днём позже, сидя за ужином, Андрей сообщил тестю и тёще, что вылетает утром в Москву и по этапу в часть.
- Может, жена тебя до Москвы проводит, - неуверенно предложила Нина Петровна.
- А мы больше не муж и жена! – объявила дочка.
- Вы что, серьёзно? – чуть не поперхнулись родители.
- Серьёзней не бывает, - мрачно ответил Андрей.

Следуя скорее какому-то неписанному этикету, чем внутреннему желанию, Лена поехала проводить Андрея в аэропорт. В ожидании рейса они сидели в креслах и, молча смотрели на лётное поле. Андрею с детства нравилось это зрелище стоящих, двигающихся и взлетающих винтокрылых машин. Лена, даже в этот момент тяготеющая к общению, решила напоследок уколоть своего бывшего мужа:
- Эх, была, не была! Теперь, когда мы друг другу никто, признаться во всём даже как-то романтично. Да, грешна я перед тобой. И с Сашкой я переспала, и в Брянске за этот год два молодых человека было. Ну, не смогла, ну, не утерпела. Думала о тебе, любила тебя, а не смогла. Я представляла, что это ты со мной. Если бы мы не разошлись – до гробовой доски не призналась. А сейчас, как исповедовалась перед тобой, так, значит, и грех с души сняла.

Ни один мускул не дрогнул на лице Андрея, он продолжал, не моргая смотреть на самолёты и, как будто сам с собой, заговорил:
- Наверное, бог может отпустить грехи любому раскаявшемуся. Но я не бог, не обязан и не хочу тебя прощать. Простить – значит, понять. А что я должен понять. По моему офицерскому аттестату ежемесячно ты получаешь хорошие деньги, прожигаешь их в кабаках, на каждом углу тычешь себя в грудь, что ты жена «афганца» и требуешь льгот. Бог тебя, может, и простит, а я нет. Я тоже думал, что ты заблудшая душа, а ты, оказывается мразь!!!
С этими словами Андрей резко встал и пошёл на посадку. В кресле самолёта силы оставили его. Где-то в глубине салона тихо звучал голос Кикабидзе:
Вот и всё, что было, вот и всё, что было,
Ты как хочешь это назови,
Для кого-то просто – лётная погода,
А ведь это проводы любви….

Вот и конец отпуска. Конец любви. Конец дружбы. А жизнь?
Жизнь только начинается.



17 марта 1997 г.