пятница, 28 сентября 2007 г.

Вечер у камина.


Перебирая старенькие фото
И жёлтые от времени записки,
Грущу, что некогда не я, а кто-то
Стал для тебя навек родным и близким

Но грусть светла, ворчит себе несмело
Сегодня ведь совсем неважно это,
Что я не стал в семнадцать лет Ромео,
С другим живёт давно уже Джульетта…

Но всё же рад: хоть не меня, но Сашку
Впитала ты и мыслями и кровью
Приду домой и хлобыстну стакашку
За твой очаг и за твоё здоровье.

четверг, 27 сентября 2007 г.

Усталый рыцарь

Я рыцарь усталый, вернувшийся с битвы,
Конь рухнул в бою, и теперь я не вскачь…
Ещё не утихли по павшим молитвы,
И стынут в ушах стоны, крики и плач.

Плескаюсь водой я скупыми горстями
Не ел и не пил – перед боем нельзя.
Друзей помяну… тех, что стали костями
Они, хоть и мёртвые – всё же друзья

И тело болит, и в мозолях ладони –
Держали всю драку меча рукоять.
Враг дрогнул, и он не ушёл от погони,
Стояла Русь-матушка.…Будет стоять!

Не нужно мне почестей, денег и славы
Я верую в Русь, доверяясь мечу,
Лишь только свой меч, от зазубрин шершавый,
Ещё до утра я опять наточу

понедельник, 24 сентября 2007 г.

Жёлтая грусть...

Пусть лист осенней желтизною
Нагонит лёгкую печаль.
И не беда, что ты со мною
Другою стала невзначай.

Не так нежны прикосновенья,
И я на том себя ловлю,
Что не хватает вдохновенья,
Сказать, как я тебя люблю

Жизнь стала тяжкой суматохой,
Но боль души в себе храним,
И, если даже очень плохо,
Мы “всё в порядке” говорим.

Морщин друг друга не заметим
И невнимание простим,-
У нас теперь забота – дети,
Она чихает, он простыл

Смешно и грустно отчего-то
Жизнь принимать такой, как есть
Жизнь – бесконечная работа,
Проблем – считать, не перечесть

Как легкомысленно мы любим
И в буднях скоротечных дней
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей(…Тютчев)

Свои желанья успокоим,
И осень побелит виски.
Мы никогда уже не вспомним
О днях, что были мы близки

пятница, 21 сентября 2007 г.

Вечером вдвоём.

Любимая, ах, что-то мне взгрустнулось,
Когда на кухне вечером вдвоём
Сидели мы.… И, Боже, что за глупость
Мне показалось, я опять влюблён

Ты снова, вдруг, предстала незнакомкой,
Так сладко бударажущей мне кровь,
Что я опять готов шептать негромко
Про веру, про надежду, про любовь

В любви признаться никогда не поздно –
Все эти годы я в тебя влюблён,
Лишь стыдно, что обещанные звёзды
Всё так же украшают небосклон.

вторник, 18 сентября 2007 г.

Эпиграмма Полу Старикову (здесь его стихи)


Судьба к тебе приветлива и ласкова,
Стихам твоим пророчит жить века,
Я их читаю, как бокал шампанского,
Хоть автор их уже КВВК

* - КВВК - коньяк выдержанный высшего качества.

** - на фото слева Пол Стариков,
справа Дато Евгенидзе (автор музыки к кинофильму "9-я рота")

Распятые слова.


Я словом к рифме прикоснусь,
Взметну его, как вал девятый,
И снова испытаю грусть...
К чему слова? Они распяты...

Не светит над словами нимб,
Увы, в поэзии мы дети,
Стихи же наши, как секретик,
Мы под подушкой не храним

Готов грехи свои признать
И в том не вижу катастрофы -
Я не боюсь своей Голгофы,
Где ждут меня, чтобы распять

понедельник, 17 сентября 2007 г.

Осеннее кафе



Виски пью, дымлю сигарой,
Атмосферы не испортив,
Битый час слежу за парой,
Что пристроилась напротив.

Слышу звуки разговора,
Даже как-то неприлично,
Вот допью и выйду скоро.
Что мешать их жизни личной?

Я вольюсь в толпу людскую,
Воротник подняв повыше,
Дождь. Промокнуть я рискую
От воды, что льется с крыши

От такого променада
Стало хуже, чем за стойкой.
Скучно… никуда не надо.
И зачем я вышел только?

Реквием майкопской бригаде...(песня здесь)


Ты слезами детскими, материнским плачем
Через сотни судеб путь свой обозначил,
Старики гневятся: "Эх, довёл Россию,
Ты своим безумством бело-красно-синим..."

В самом страшном сне моём даже и не снилась
Эта демократия, эта справедливость.
Как тебе мы верили, как помочь хотели,
Новогодней ночью вмиг осиротели

Не стерпел бы боли той даже стойкий мрамор,
Ты не удосужился объявить хоть траур,
Против трёх, что в августе полегло в могилы,
Нам оплакать этих года б не хватило…

Что война, политика – обе вещи мерзкие,
Грех руками армии жечь дома черкесские,
Не снимай вину с себя – доводы не веские,
И покрылись коркою души офицерские…

среда, 12 сентября 2007 г.

Мой старый замок...(песня здесь)


Мне подарили замок,

Но он пустын и жалок

И без тебя мой замок нелюдим


Хоть мост над рвом опущен,

Но через лес дремучий

К нему есть путь всего один


Путь тот тернист и труден,

И он не нужен людям,

Тем, кто не верит в замок тот।


Это совсем неважно,

Важно, чтоб ты однажды

Вдруг появилась у ворот


Спрятав в подвал доспехи,

Мечом колю орехи,

Пью я столетнее вино


Пусть я не принц,но всё же

Я понимаю тоже

Быть нашей встрече суждено...

вторник, 11 сентября 2007 г.

Братаны...


Братаны, мне сегодня так зябко
Снова снег и февральская вьюга
Среди вас не надену я шапку,
Среди вас – я по-прежнему с юга

Ничего, что студеные пальцы,
Ничего, что обветрены губы…
Разложу на плите я вам сальца,
Разолью вам в рюмашки, голубы…

Не люблю я водки холодной…
Ресторанный графин запотевший…
Пусть хоть тёплую и не модно,
Из сух. пая тушёнкой заевши,

Я пришёл к вам с тушёнкой ребята,
Только водка, конечно, покруче.
Нет такой, что нам слали с Шинданта,
Хоть и выпил такую я лучше…

Нет “охотничьей» сигареты,
И уже никогда и не будет,
Как без вас и покоя мне нету
И желанья от вас идти к людям

Ветер рюмки с пластмассы сдувает
Не горит эта чёртова свечка…
Бомж с соседней могилы срывает
Две гвоздики, зарытых беспечно

Я пришёл без цветов…, уж простите,
Я забыл, с чем приходят к ушедшим…
С днём вас памятным, ныне прошедшим,
Мы вас тут, вы нас там помяните…

воскресенье, 2 сентября 2007 г.

Афган. Портретные зарисовки.


Разные люди встречались на войне. Одни стали эпизодом на жизненном пути. Другие навечно врезались в память, как надпись алмазом по стеклу. Сашка Рыльщиков был одним из последних. Он по определению не походил на хрестоматийных героев в обычном понимании этого. И всё же по-своему, это был герой. Он выходил за рамки обычного бытового восприятия. Большую роль, наверное, сыграло то обстоятельство, что при первом знакомстве с ротой увидеть его не представилось возможным. Он был безбожно пьян и спал младенческим сном на своей кровати в каптёрке. И это в середине дня, в середине недели, «когда наши корабли бороздят просторы мирового океана».
К вечеру он проснулся и, как ни в чём не бывало, поставил задачу каптёрщику на подготовку «сбруи» и пошёл проводить строевой смотр своему взводу. Замкомвзвод, досконально изучив характер командира, уже давно осуществил это мероприятие и «устранил» все недостатки, которые только мог придумать старший лейтенант. Заведённый однажды пружинный механизм внутренней жизни взвода, практически не давал сбоев. Чья тут заслуга, трудно сказать. То ли опытный командир взвода довёл всё до совершенства, то ли заместитель командира взвода был той золотой жилой, которая украшает советскую армию.
Мне, желторотому птенцу, это так запало в память и душу, что я чуть ли не конспектировал его бессмертные выражения и манеру поведения. Он никогда не кричал на солдат. Со стороны могло показаться, что он абсолютно равнодушен к тому, что и как они делают. Все замечания он делал непосредственно сержантам и, наверное, это было правильно. Сержанты не чувствовали себя призрачной перемычкой между солдатами и офицером. Глядя на эти нехитрые «манёвры» при подготовке к рейду, невозможно было поверить, что часом раньше Сашку и разбудить-то было невозможно.

Сухой и поджарый (впрочем, такими мы были все – ну где там жир накопишь?), загоревший за год службы в Афгане, в рейде Сашка органически вписывался в любой интерьер. Он, как рыба в воде чувствовал себя на развалинах старого Кандагара, в ленточке колонны, в «зелёнке». Ему практически не нужна была карта местности – за год он прополз по всей кандагарской провинции. Он трезво оценивал все критические ситуации в бою, не лез не рожон, берёг солдат. В его взводе было меньше всего потерь. И, если другие командиры рисовали в своём воображении высокие награды, полученные в ожесточённых боях, сопряжённых с риском, то ему этого было не надо. За двухлетнюю службу он удовлетворился медалью «За отвагу», да и ту считал коллективной наградой взвода. Осторожен, скажет кто-то? Да нет. Тут что-то другое. Я бы назвал это будничной работой, которая зачастую не приносит морального удовлетворения. Но её надо делать. И он делал. Без пафоса, лозунгов и девизов. Я видел его и в критических ситуациях. Он никогда не пасовал, смело спасал тех, кто попадали в засады. Но делал это как-то с гарантией на успех, а посему его действия не приобретали вид подвига. Другими словами, не было спецэффектов, так красочно сопровождающих американские боевики про Рембо.

Но главной своей стороной Сашка открылся мне в мирной жизни. Он не был суровым молчаливым и скупым на эмоции человеком. Сашка был балагур и непревзойдённый поклонник Бахуса. Водку он мог доставать в мгновение ока. Ниоткуда, в периоды жесточайшего безденежья, в любое время суток. Естественно пил он не в гордом одиночестве. Ему нужна была компания, слушатели. С этим, понятно дело, проблем никогда не было. Я, воспитанный на нашей классической литературе, воспринимал эти попойки, как гусарские оргии – «Завтра бой, а сегодня гуляем!». С открытым ртом слушал байки о курьёзных случаях в рейдах, на прочёсках, на постах в охранении. В этом есть доля романтики.… За сотни и тысячи километров от Родины, в палатке под треск дров в «буржуйке», под железную кружечку с подозрительным пойлом с легкой радужной плёночкой на поверхности слушать бодрые и искромётные рассказы старого офицера. «Старый» офицер был лишь на четыре года старше меня.
Присмотревшись к нему поближе, я вдруг понял, что Сашка мне напоминает раскрасневшегося шалуна, который оторвался от родительской опёки и отрывается по полной программе, поглощая несметные количества алкоголя. Может, он даже сбежал от жены, чтобы обрести свободу. Такие мысли мне приходили в голову, когда я увидел его отношения с женщинами, работавшими в бригаде и госпитале. На первый взгляд, старший лейтенант Рыльщиков был любимцем и баловнем прекрасной половины человечества. Или по-другому 1/200 части кандагарского гарнизона. Женщины благосклонно принимали оказываемые им знаки внимания, не противились, когда он нежно целовал им руки. Завидовать тут было нечему. Да, Сашка хороший друг, хороший парень, но…. Для интима он никому был не нужен. Почему? Не знаю. Может, все оценили его страсть к водке. Может, он охладевал к женщинам, по мере принятого горячительного. Он составлял вполне органичный интерьер, фон для общих посиделок, гулянок, на которых женщины стреляли крупнокалиберными взглядами совсем в других мужчин. И, когда уединённые пары разбредались по уголкам палаток, общежития, кустам, Сашка, ни о чём не жалея, забирал оставшееся спиртное, если оно оставалось, и уходил к себе в роту. Иногда его прорывало, и он начинал рассказывать о своих победах над женщинами бригады. Все молча слушали, но никто ему не верил и даже не пытался уличить во лжи.
Почему так, задавал я себе вопрос, почему всё так. Потом понял, что ему важнее общение, чем плотские утехи.
Приехала к нам как-то концертная бригада. Я уж и не помню, кто там был из метров Советской эстрады. А вот танцевальный ансамбль, типа «Берёзка» с весьма молодыми девчонками, как-то больше врезается в память, чем Иосиф Кобзон. Насмотришься таких «берёзок», сам дровами станешь. Сашка уже где-то за кулисами познакомился с одной девочкой и заручился её согласием отработать программу – «Поедем, красотка, кататься…». Пока заканчивался концерт, Рыльщиков уже дал команду водителю выгнать из парка свой командирский БТР и держать на «парах» возле палаток батальона.
- Пошли, - шепнул Сашка на выходе из ЦРМ.
Смотрю, ведет, чуть ли не за руку, пожалуй, одну из стройных и молодых «берёзок». Садимся в БТР. Выезжаем огородами из расположения бригады и едем в сторону аэропорта. На полпути по команде Рыльщикова остановились. По мановению волшебных рук бесшабашного офицера в салоне БТРа появилась бутылка водки. Что примечательно, закуски не было. Я мудро заметил:
- Шура, с нами дама…
- Блин, точно. Ашуров! У тебя нигде нет, чем-нибудь зажевать?

Ну, где такое было, чтобы у водителя БТРа в машине не было остатков из сухпая? Появились банки, сухари…
- Ой, мальчики, я не пью…
- Вы знаете, Оля (так всё-таки Оля, подумал я), мы и сами пьём исключительно в профилактических целях. Народная мудрость утверждает, что красный глаз не желтеет, а, следовательно, этот напиток можно считать просто микстурой. Вот мы с товарищем ни разу желтухой не болели. Это исключительно из-за того, что следуем советам предков.

Аргумент на Олю не подействовал. По-моему, она панически боялась за свою девичью честь, не подозревая, что двум «одичавшим» офицерам сегодня достаточно только «занюхивать» выпитую водку таким волшебным, далёким, мирным женским духом. Она ждала героических рассказов, а именно их так не хотелось сегодня выдавать.
Переворотом бутылки вверх дном, убедившись в её пустоте и в том, что «берёза» не протянет нам ветку «белую свою», Сашка даёт команду водителю на возвращение в бригаду. Он, как величайший сценарист, уже зная, где собрался «бомонд», направляет БТР к офицерскому общежитию. Точно! В комнате офицеров нашей роты застолье в полном разгаре. Женщины из ансамбля уже не так восторженно принимают комплименты на свой счёт. Тут кто-то из командиров взводов картинно припадает к коленям своей дамы, снимает с руки часы и очень эротично надевает на женскую руку. И понеслось! «Сейко-5», «Сейко-хронограф», «Ориенты», «Омаксы», «Касио» в мгновение ока поменяли своих хозяев. Это как-то добавило женщинам сил и раскованности. Я решил выйти на воздух, чтобы проветриться от смешанного запаха женских духов и сигаретного чада. В коридоре общежития бродили мужчины-члены концертной бригады. У них в руках были бутылки с водкой, но сами они, на удивление, были трезвыми.
- Товарищ лейтенант! Водки не надо?

Узнаваемые лица. Лица с экранов телевизора. Понятно дело, что упоминать их имена здесь было бы неэтично. Я не знаю, сколько им платили за гастроли в Афган. Но, видимо, мало, раз вышли торговать водкой. Я их не осуждаю. Надо просто вспомнить, в какое время и в какой стране мы жили.
Взбодрившись тёплым, но свежим воздухом, я вернулся в комнату. Видя, что соотношение мужчин к женщинам три к одному, я уже готовился брать с собой Сашку и идти на дальний конец бригады, где стояли палатки нашего батальона. Бросив последний взгляд на пока ещё безвинные поцелуйчики, налил себе водки и тут….

….и тут вошёл Саня Лукин, наш командир роты. Вообще, по моему глубокому убеждению, все личности в Афгане исторические. К Сане Лукину это относится в максимальной степени. Начав служить в Афгане командиром гранатомётного взвода, несмотря на неравнодушное отношение ко всему, что горит, благодаря своей безбашенной храбрости, он вполне заслуженно получил роту. В боевых действиях он частенько руководствовался принципом Иисуса Христа: если все, то не я. Если у меня возникает желание представить его внешность, то это выглядит приблизительно так – шкиперская, но хорошо выбритая бородка, кожаная (как у комиссаров гражданской войны) черная куртка-тужурка, начищенные до рези в глазах сапоги-стояки (выпускники московского ВОКУ меня поймут), полевая офицерская фуражка с вынутой пружиной. И, в довершение ко всему этому прикиду, огромная душманская кривая сабля на бедре. Ну, чем не воин-интернационалист?....
… именно в таком виде он и вошёл. Подойдя к столу, он со всего размаха рубанул саблей по этому царскому угощению, не повредив при этом ни одного продукта, ни, боже упаси, одной бутылки и кружки с водкой!!! Помните, как Иоанн Васильевич (в исполнении Яковлева) заорал в царских палатах?
- Вооооон!!!!

Бедные женщины, как мышки проскользнули к выходу, представляя, сколько крови прольётся в этой комнате. Но на офицеров роты это не произвело никакого впечатления. Зная своего командира, они лениво ждали продолжения спектакля. Финал был короток. Наш бравый командир с чувством выполненного долга (предотвратил свальный грех), прошёлся по комнате, вложил саблю в ножны и ехидно поинтересовался:
- Ну, что? По@$лись?

Наутро мы с Сашкой Рыльщиковым, проведя подъём и даже утренний осмотр в роте, зашли в нашу комнату в общежитии.
- Мужики! Завтрак проспите!
- А который час?
Часов ни у кого не было. Время остановилось.