Привет!
Позволь мне написать сегодня лирическое письмецо. В жизни сегодняшней не отведено места для лирики. И редко приходится раскрывать душу.
Я не перестаю задавать себе вопроса, почему наши недолгие по времени отношения так глубоко укоренились в душе и памяти? Ведь, чего скрывать, и у меня девочек, и у тебя мальчиков, было предостаточно. Но почему именно ты? Ведь и расстались не по хорошему. И обиды таили друг на друга. А сейчас на память приходят только светлые картинки прошлого. Закрою глаза и вижу тебя в том школьном платьице, чувствую запах твоих волос. Какое счастье было просто поцеловать тебя. Я теперь и не помню, красиво ли мы целовались, правильно ли. Уже одно прикосновение губ к губам приводило в умопомрачительное состояние. Как я тебя боготворил! Как я хотел тогда, чтобы это было на всю жизнь. Я был уверен, что так и будет. Конечно, я был слишком самоуверенным, считая, что никто не сможет стать для тебя лучше, чем я. Мне эгоистически нравилось физически ощущать, что все в школе знают, что N.N. – моя девочка. Как злилась училка химии из-за того, что я «дружу» с такой замечательной девочкой, которой я совершенно не достоин. Она считала меня чересчур ветреным и всеми силами старалась ставить мне двойки в дневнике и палки в отношениях с девчонками. Всё крутится в голове фамилия этой «химозы»… Когда-нибудь вспомню. Не одну сотню раз я прокручиваю в голове наши прогулки по «собачьему парку». Прямо наваждение какое-то. Как перед глазами стоит картинка: ты чем-то очень огорчена, ты плачешь, твоя головка лежит у меня на плече, а слёзы текут по изгибу моей шеи. Я в этот момент почувствовал такое родство между нами, что не хотелось тебя отпускать из своих рук всю свою жизнь. Мимо проходили пацаны и девчонки с нашей школы. Ты их не видела или не хотела видеть. А я махал им рукой, мол, проходите дальше…Я помню, что мы говорили друг другу, что всегда будем вместе. Мы не знали, как и когда это произойдёт. Но мы хотели, чтобы это обязательно произошло. Ведь, надеюсь, ты тогда не лукавила. Да мы и не могли тогда лукавить. Не умели. Мы говорили вслух то, о чём думали.
Что нашло на меня, когда я, зацеловывая тебя, от безумия наставил «кучу» тёмных пятнышек на шее. Как-то не хочется называть эти пятнышки пошлым названием. А на следующий день N.N. пришла в школу с симпатичной бархатной ленточкой на шее. Я должен был стыдиться за тот страшный грех. Каюсь, но мне было приятно держать в себе эту нашу общую тайну. На твоей шее был некий знак твоей принадлежности мне. Понимаю, детство. Понимаю, что глупости. Но вот, прочитал свои записки к тебе (которые ты прислала) и ещё раз понял, какой же я был бестолковый, неуклюжий, но влюблённый в тебя мальчик. А однажды на самом верхнем этаже ГДО я позволил себе увидеть то, что непозволительно видеть мальчикам в жизни и в кино до 16-ти лет. Но именно этот миг даёт право мне сказать: Ты классная, красивая, нежная, беззащитная девочка! Созерцание этой чистой непорочной красоты добавляло ощущения, насколько чисты, юны и невинны были наши отношения. Сколько детской наивности было в моём чувстве к тебе.
Я прекрасно помню, как ты приезжала ко мне в гости в мой город. Правда, только ты мне напомнила, чем тебя потчевала моя мама. Я тогда смотрел со стороны, как ты общаешься с ней, и представлял, что это невестка разговаривает со своей свекровью. Забавно, правда? Мать очень серьёзно относилась к моим рассказам о тебе и ставила лишь одно условие – сначала училище, потом всё остальное. Сегодня я придерживаюсь такого же мнения.
Когда я приходил к тебе после своего выпускного вечера, по-моему, мы были уже почти родными. Мы по взрослому строили наши планы. Боже, нам было тогда 17 и 15. Ромео и Джульетта. Сегодня я сознательно не хочу вспоминать причин размолвки и разрыва. Я просто побывал тем мальчишкой, которого ты помнишь с тех далёких времён. Хорошо было. Если бы мы остались вместе – вся жизнь пошла бы иначе. У нас были бы другие пути. Я бы не совершил того множества ошибок, которые помешали моей карьере. У нас были бы другие характеры, подогнанные друг под друга. Мы бы жили в других городах, имели бы других друзей, других детей, других родственников.
- Вот тебя понесло, - скажешь ты.
Верно, Остапа понесло. Но, видишь ли, всего этого не стало, и не будет. Поэтому, это - уже не мечтания, и не сожаление о будущем. Ничего менять уже не надо. Можно пофилософствовать. Как я сейчас. Это абсолютно никого ни к чему не обязывает. Это просто лирика, которой редко есть место в наши сегодняшние дни. С высоты сегодняшнего возраста мне остаётся только сделать вывод, что жизнь всё-таки мудрая штука. И она распорядилась так, как посчитала нужным. У тебя прекрасная семья. По моим представлениям, вполне достойный муж и две прекрасные девочки. Славный внук. Чего ещё желать?
А письмо моё – это дань нашему прошлому. Согласись, не такому же и плохому.
Вот и вся моя лирика. Удачи тебе, моя славная девочка! Удачи, здоровья, счастья и благополучия!
Позволь мне написать сегодня лирическое письмецо. В жизни сегодняшней не отведено места для лирики. И редко приходится раскрывать душу.
Я не перестаю задавать себе вопроса, почему наши недолгие по времени отношения так глубоко укоренились в душе и памяти? Ведь, чего скрывать, и у меня девочек, и у тебя мальчиков, было предостаточно. Но почему именно ты? Ведь и расстались не по хорошему. И обиды таили друг на друга. А сейчас на память приходят только светлые картинки прошлого. Закрою глаза и вижу тебя в том школьном платьице, чувствую запах твоих волос. Какое счастье было просто поцеловать тебя. Я теперь и не помню, красиво ли мы целовались, правильно ли. Уже одно прикосновение губ к губам приводило в умопомрачительное состояние. Как я тебя боготворил! Как я хотел тогда, чтобы это было на всю жизнь. Я был уверен, что так и будет. Конечно, я был слишком самоуверенным, считая, что никто не сможет стать для тебя лучше, чем я. Мне эгоистически нравилось физически ощущать, что все в школе знают, что N.N. – моя девочка. Как злилась училка химии из-за того, что я «дружу» с такой замечательной девочкой, которой я совершенно не достоин. Она считала меня чересчур ветреным и всеми силами старалась ставить мне двойки в дневнике и палки в отношениях с девчонками. Всё крутится в голове фамилия этой «химозы»… Когда-нибудь вспомню. Не одну сотню раз я прокручиваю в голове наши прогулки по «собачьему парку». Прямо наваждение какое-то. Как перед глазами стоит картинка: ты чем-то очень огорчена, ты плачешь, твоя головка лежит у меня на плече, а слёзы текут по изгибу моей шеи. Я в этот момент почувствовал такое родство между нами, что не хотелось тебя отпускать из своих рук всю свою жизнь. Мимо проходили пацаны и девчонки с нашей школы. Ты их не видела или не хотела видеть. А я махал им рукой, мол, проходите дальше…Я помню, что мы говорили друг другу, что всегда будем вместе. Мы не знали, как и когда это произойдёт. Но мы хотели, чтобы это обязательно произошло. Ведь, надеюсь, ты тогда не лукавила. Да мы и не могли тогда лукавить. Не умели. Мы говорили вслух то, о чём думали.
Что нашло на меня, когда я, зацеловывая тебя, от безумия наставил «кучу» тёмных пятнышек на шее. Как-то не хочется называть эти пятнышки пошлым названием. А на следующий день N.N. пришла в школу с симпатичной бархатной ленточкой на шее. Я должен был стыдиться за тот страшный грех. Каюсь, но мне было приятно держать в себе эту нашу общую тайну. На твоей шее был некий знак твоей принадлежности мне. Понимаю, детство. Понимаю, что глупости. Но вот, прочитал свои записки к тебе (которые ты прислала) и ещё раз понял, какой же я был бестолковый, неуклюжий, но влюблённый в тебя мальчик. А однажды на самом верхнем этаже ГДО я позволил себе увидеть то, что непозволительно видеть мальчикам в жизни и в кино до 16-ти лет. Но именно этот миг даёт право мне сказать: Ты классная, красивая, нежная, беззащитная девочка! Созерцание этой чистой непорочной красоты добавляло ощущения, насколько чисты, юны и невинны были наши отношения. Сколько детской наивности было в моём чувстве к тебе.
Я прекрасно помню, как ты приезжала ко мне в гости в мой город. Правда, только ты мне напомнила, чем тебя потчевала моя мама. Я тогда смотрел со стороны, как ты общаешься с ней, и представлял, что это невестка разговаривает со своей свекровью. Забавно, правда? Мать очень серьёзно относилась к моим рассказам о тебе и ставила лишь одно условие – сначала училище, потом всё остальное. Сегодня я придерживаюсь такого же мнения.
Когда я приходил к тебе после своего выпускного вечера, по-моему, мы были уже почти родными. Мы по взрослому строили наши планы. Боже, нам было тогда 17 и 15. Ромео и Джульетта. Сегодня я сознательно не хочу вспоминать причин размолвки и разрыва. Я просто побывал тем мальчишкой, которого ты помнишь с тех далёких времён. Хорошо было. Если бы мы остались вместе – вся жизнь пошла бы иначе. У нас были бы другие пути. Я бы не совершил того множества ошибок, которые помешали моей карьере. У нас были бы другие характеры, подогнанные друг под друга. Мы бы жили в других городах, имели бы других друзей, других детей, других родственников.
- Вот тебя понесло, - скажешь ты.
Верно, Остапа понесло. Но, видишь ли, всего этого не стало, и не будет. Поэтому, это - уже не мечтания, и не сожаление о будущем. Ничего менять уже не надо. Можно пофилософствовать. Как я сейчас. Это абсолютно никого ни к чему не обязывает. Это просто лирика, которой редко есть место в наши сегодняшние дни. С высоты сегодняшнего возраста мне остаётся только сделать вывод, что жизнь всё-таки мудрая штука. И она распорядилась так, как посчитала нужным. У тебя прекрасная семья. По моим представлениям, вполне достойный муж и две прекрасные девочки. Славный внук. Чего ещё желать?
А письмо моё – это дань нашему прошлому. Согласись, не такому же и плохому.
Вот и вся моя лирика. Удачи тебе, моя славная девочка! Удачи, здоровья, счастья и благополучия!
